» » » » » » » » » » »
|
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ, в которой герою препарируют череп и прочищают мозги
Диван в мэрии, конечно, не то, что голый матрац в КПЗ. Стоило Гоге-Гоше прикоснуться щекой к мягкой подушке, как глаза его сами собой закрылись, и он провалился в горячий сладкий сон. И сразу увидел Москву, Садовое кольцо, и как он мчится в своем джипе-мерседесе и хочет повернуть в сторону Кремля, но тут в машине раздается звонок, он снимает трубку и слышит: «Ваша встреча с президентом отменяется, вы нам больше не понадобитесь». Тогда он поворачивает в противоположную от Кремля сторону, чтобы ехать в офис компании, но на подъезде видит, что улица перекрыта ОМОНом, а у входа в офис маячат люди из спецназа, в черных масках и с автоматами. Он резко сворачивает в боковую улицу и решает ехать в банк, чтобы срочно оформить перевод счета, но тут снова раздается звонок, на этот раз на мобильник, и неприятно дрожащий голос управляющего банком сообщает: ваши счета только что арестованы. Он опять сворачивает в боковую улицу и долго петляет по центру города, поглядывая в зеркало заднего вида, но никакой погони за собой не обнаруживает. И вот уже его квадратный темно-синий джип стремительно вырывается за пределы Садового кольца и уходит из города на кольцевую дорогу и там мчится на предельной скорости в сторону Шереметьева-2, но на полпути он различает сверху какой-то лишний звук и догадывается, что его, видимо, преследует вертолет. Тогда он съезжает с трассы и ныряет в лесной массив. Последнее, что возникает в памяти, это лесная дорога, перебегающий ее прямо под колесами заяц, дальше — вспышка света в глазах, потом провал, темнота, полное отсутствие картинки, и только ощущение тесноты, замкнутого пространства и присутствия рядом кого-то невидимого, но будто впившегося в его мозг и высасывающего оттуда все наличное серое вещество... ...ЭТО не имело внешних очертаний и признаков. Нельзя было назвать ЭТО «помещением», поскольку там не было ни стен, ни дверей, ни окон — ничего такого. Но «открытой местностью» это также нельзя было назвать, у местности все-таки есть кое-какие приметы — хотя бы почва под ногами, хотя бы скудный ландшафт в виде окрестных холмов и оврагов. Ничего такого ТАМ не было. Вообще ничего. ЭТО было как провал в бездну, в темное, не имеющее видимых границ пространство, где перестали ощущаться тяжесть собственного тела, его параметры и оболочка. Словно плоть его мгновенно втянулась в воронку, обращенную внутрь себя и сжалась до микроскопической точки, горошины. И все, что составляло до сих пор его «Я», полностью сконцентрировалось и уместилось в этой точке, в этой горошине и, освобожденное от внешней оболочки, от обременительных телесных подробностей, пребывало во взвешенном состоянии, колеблясь в темноте пространства, или в пространстве темноты, что в данном случае было одно и то же. — Это что, уже Страшный Суд? Он не спросил, а только подумал спросить, но в мозгу его сам собой прозвучал ответ. — Нет, Страшный Суд выше. Кто говорил с ним таким образом — он поначалу не видел. Пространство вокруг казалось ему совершенно пустым и беспредметным. Но постепенно из мрака стали проступать какие-то силуэты, они то приближались к нему, то удалялись, то окружали его плотным кольцом и вращались вокруг него словно по орбите... Кто придумал, что они зеленые? Они бесцветные, даже прозрачные, что-то вроде морских медуз, только плоские и сильно вытянутые по вертикали. Сначала они не собирались его препарировать. Просто окружили и рассматривали. — Это именно тот, кто нам нужен? — Один из них во всяком случае. — И он знает ответ? — Насколько у них вообще кто-нибудь его знает. — Они что, действуют без всякой программы, наугад? — Похоже на то. В какой-то момент он стал видеть все как будто со стороны. Вот они склонились над некой плоскостью, на которой лежит (на самом деле горизонтально висит в пространстве)... Хм, да это же его собственная оболочка, жалкая телесная оболочка, совершенно пустая и никчемная. Что они с ней делают, интересно? Похоже, они прочищают ему мозги. А может, вставляют новые? — Эй вы! Что вы там делаете? — Виси и помалкивай. — Что значит помалкивай? Это все-таки мои мозги! Я не хочу, чтобы в них копались посторонние! Он не почувствовал, а только увидел со стороны, что черепная его коробка, сжалась, словно ее взяли в тиски, что-то в ней щелкнуло, хрустнуло, открылось и закрылось. — У-у-у! Да тут мозгов-то... На один анализ не хватит. Потом — полное отключение от ощущений, полное отсутствие всякого присутствия, неизвестно сколько продолжавшееся. Потом снова какие-то слабые ощущения и мысленный вопрос самому себе: — Я еще жив? И ответ, отдающийся в мозгу гулко, словно в пустой комнате: — Еще нет. Он снова увидел со стороны свою взвешенную в пространстве жалкую телесную оболочку, вокруг которой продолжалось копошение узких и длинных силуэтов. — Удалось что-нибудь выудить? — Ничего определенного. У них это называется «каша в голове». — Значит, они не владеют своим будущим? — Они не владеют даже своим настоящим. — Довольно странный результат. Прежде в этом регионе Земли нам попадались более четко спрограммированные особи. Последнее, что он различил, было: — Работа с объектом закончена. — Вернуть его назад или пусть болтается здесь? — Зачем он здесь нужен? — Но вернуть назад не получится — следующая экспедиция летит в другое полушарие. — Ничего страшного, сбросите по пути. Подонки, негодяи, ничтожества! Они ничего от него не добились. Он не выдал им «военной тайны». Прямо Мальчиш-Кибальчиш. Надо будет рассказать Гайдару при случае. — А чего они хотели от тебя? — спросит Гайдар. — А хрен их знает! — ответит Гога-Гоша. И они посмеются и хлопнут друг друга по ладошкам — жест, означающий: «Ай, да мы!». Он не знал, что спит уже целые сутки, просто устал лежать на животе, захотелось перевернуться на спину, но как только он попытался это сделать, собачьи укусы напомнили о себе, он застонал, вернулся в исходное положение и тут только обнаружил, что лежит на диване в комнате, больше похожей на служебный кабинет, а рядом с диваном сидит на стуле и внимательно смотрит на него какой-то пожилой человек. — А я вас сразу узнал! — сказал Христофор Иванович, натолкнувшись на холодный, недоуменный взгляд гостя. — Да-а... История. Это ж надо! Сроду тут у нас никого не бывало, уж не чаяли дождаться, и вот — на тебе, какой человек к нам залетел, из самой Москвы! Встретили вас, конечно, не того... Но это по недоразумению. Виновные уже наказаны. — Я не в претензии, — сдержанно заметил на это Гога-Гоша. — Мне бы только с Москвой связаться как-нибудь, а больше ничего. — Да-а, Москва... Бывал когда-то и я в Москве, в молодые еще годы, студенческие. Как она сейчас? Стоит? — Стоит, — отвечал Гога-Гоша, нетерпеливо оглядываясь в поисках телефона. После долгого сна лицо его разгладилось, порозовело, выглядело отдохнувшим, но по-прежнему неприветливым, настороженным. — Ну и как там, в Москве? Власть нынче какая там? Прежняя еще или уже новая? — Вы что имеете в виду? — похолодел Гога-Гоша. — Ваших еще не скинули? — подмигнул ему Христофор Иванович. — А! Нет, нет, что вы! Он вдруг подумал, что сам давно уже оттуда и точно знать ничего не может, но решил на эту тему не распространяться. — А что, построили уже в Москве капитализьм? — Не вполне, не вполне... — отвечал Гога-Гоша, начиная испытывать неудобство от того, что его расспрашивают о таких вещах. — А деньги какие сейчас? У вас нет при себе случайно? Посмотреть охота. Гога-Гоша вспомнил о своей пластиковой карточке, но тут же решил, что она, как и все бывшие при нем документы, наверняка пропала, и лишь на всякий случай потянулся к пиджаку, висевшему в изголовье на стуле. К большому его удивлению, карточка, целая и невредимая лежала в одном их карманов. Он вынул и протянул ее мэру. Тот бережно взял в руки, повертел, качая головой и дивясь невиданной штуковине. — Это что ж, вместо денег теперь такие выдают? Ты смотри, как при коммунизьме. А сколько ж здесь, к примеру? — Точно не помню. Тысяч двести-триста. — Рублей? — удивился мэр. — Нет, что вы! Долларов, конечно. — А! — зауважал Христофор Иванович. — А рубли, значит, не ходят уже? — Почему? Ходят где-то... Христофор Иванович еще поспрашивал — про то, про сё, Гога-Гоша рассеянно отвечал, все время думая только об одном, как ему связаться с Москвой. — Скажите, уважаемый... как вас? Христофор Иванович? Очень приятно. Я так понял, что вы здешний мэр, да? У меня к вам маленькая просьба. Мне срочно надо бы в Москву позвонить. — Вот чего не могу, того не могу, — развел руками Христофор Иванович. — Связи нет, отключены мы от связи. — Ну вот здрасьте... Связи у вас нет, транспорта тоже нет! Это правда, что от вас никакого транспорта нет? — Чистая правда! — Послушайте, уважаемый. Вы с какого года мэром? — Я? Мэром? Так с самого начала. С 1991 года. — А до этого кем были? — Я? Директором городского рынка. — Примерно так я и думал. — Гога-Гоша встал, походил рассерженно по кабинету, зашел сзади и чуть ли не крикнул в ухо порядком напуганному последними вопросами Христофору Ивановичу: — Плохо руководите! — Да уж как можем, — обиженно засопел носом Христофор Иванович. Лежит тут, понимаешь, на его диване целые сутки, да еще недоволен чем-то. Небось, в кутузке бы не так разговаривал. Но — похож, похож, гад, на кого-то, волосы эти рыжеватые, лицо розовое, глаза злые, быстрые... Вспомнить бы, кто он в точности, а тогда уж решать, как с ним лучше разговаривать. — Что же мне делать прикажете? — продолжал напирать гость. — Не могу же я здесь оставаться в самом деле! — Отчего же и не остаться? — пожал плечами Христофор Иванович. — Места у нас хорошие, красивые — лес, речка... Пару часов езды — океан. А там такие острова! Мы тут первыми восход солнца видим, Новый год первыми встречаем. Оставайтесь с нами! Гога-Гоша с презрением посмотрел на мэра и в сильном раздражении плюхнулся на диван. Но тут же вскочил, держась за зад и подвывая от боли. Христофор Иванович подождал, пока гость успокоится, и продолжал гнуть свое: — Мне вас сам бог послал. Скажу вам честно: тут все против меня. Только и ждут, чтобы я ушел. А ведь стоит мне уйти — горло друг другу перегрызут. Такое начнется! Мне бы годика два еще продержаться, а там... — Знакомая песня, — буркнул про себя Гога-Гоша. — Что вы говорите? — наклонился к нему Христофор Иванович. — Так, ничего. Что вы от меня хотите, собственно? — Хочу, чтобы вы сделали официальное заявление. Мол, уполномочен центром, лично президентом, продлить полномочия мэра еще на два... нет, лучше на три года. В порядке исключения, в связи с чрезвычайной ситуацией. Гога-Гоша пожал плечами. — За кого вы меня принимаете? — Как же! Вы ведь... — тут он запнулся, не зная, как лучше сказать. — У вас сейчас какая должность, я что-то запамятовал? — У меня много должностей, — важно сказал Гога-Гоша. — Вице-президент, к примеру. Вас устроит? Мэр даже руками всплеснул. Такой удачи он никак не ожидал. Но, видя, что гость продолжает оставаться не в духе, решил на первый раз ограничиться общим знакомством. «Куда он денется!» — думал про себя Христофор Иванович, на цыпочках выходя за дверь, где с нетерпением поджидала его Антонина Васильевна. — Ну, Тоня, — сказал он ей. — Ухаживай за ним получше. Большая птица. Глядишь, и на четвертый срок останемся.
|
|